Чернушка - Страница 3

Неожиданно, без какой-либо видимой причины, птица полетела обратно к своему холму. Лисичка вздрогнула и опасливо оглянулась.

За ней стоял крупный лис. Вильнув своим великолепным хвостом, он дружески обнюхал морду лисички. В глазах его прыгали веселые искорки.

Лисичка осмелела и тоже робко лизнула его в нос. Этот жест означал полную покорность. Но лис и не проявлял никаких враждебных намерений, он продолжал самым дружеским образом обнюхивать ее, и лисичка, совсем расчувствовавшись, легла у его лап. Лис облизал рану на ее шее, и этого было достаточно, чтобы наполнить душу лисички чувством глубочайшей преданности. Знакомство завершилось веселой игрой. Собственно, играла лисичка, а лис терпеливо оборонялся. Но через минуту, не обращая больше внимания на лисичку, он двинулся к ближайшему холму. Лисичка побежала за ним. Они спустились по крутой тропке и, тщательно обнюхивая каждый куст, обнаружили место, где ночевали каменные куропатки. Здесь особенно сильно пахло птицами. Лисичка сунула нос в высокую траву. Хвост ее вытянулся, а спина выгнулась коромыслом…

Вдвоем они обошли холм, но от рассеявшейся стаи не осталось и следа.

Так они оказались за холмом, откуда была видна сторожка дорожного мастера. Там все еще кричал петух. Молодой петушок, который еще только учился петь, отвечал ему слабым голосом. Светало. Сороки затараторили на деревьях вдоль шоссе, стая ворон, ночевавшая в скалах по его другую сторону, шумно обсуждала какой-то важный вопрос.

Лис повел лисичку к пристройкам. Они перешли пустынное шоссе, обогнули сад и оказались на небольшой вырубке позади каменного дома. Туда выходила его северная стена, не имевшая окон. Только под крышей тускло поблескивало грязное оконце. Курятник находился рядом со свинарником, в котором тихо и нерешительно повизгивал проголодавшийся поросенок. К дому вела тропинка, заваленная золой, опавшими листьями и всяким хламом. Фокасинов выбрасывал сюда весь сор. У края тропинки стоял дровяной сарай, и возле него темнела большая куча хвороста.

Лис направился к курятнику. Лисичка — за ним. Мятая пожелтевшая газета испугала их, и они обошли ее стороной. Подойдя к курятнику, лис пополз. Лисичка последовала его примеру. Куриный дух вызвал в ее памяти птиц, которых мать притаскивала в нору под скалами, и ее короткий, словно обрубленный хвост беспокойно заходил по земле.

Курятник был сооружен из прутьев, местами сгнивших, и Фокасинов заделал дыры досками и ржавой жестью. Но одна заплата отстала. Лисичка сунулась туда мордочкой, и глаза ее впились в петуха: медно-красное оперение потрясло ее воображение. Петух закукарекал, и на лисичку пахнуло теплым куриным духом. Она попробовала ткнуться головой в жестяную заплату и пробраться внутрь, но жесть не поддавалась.

Тем временем лис был уже у дверей курятника. Лисичка видела, как он что-то там обнюхивает. Она подошла к нему и учуяла незнакомый запах, однако близость кур заставила ее забыть о всякой осторожности. Ей хотелось пролезть в дверь, однако дорогу загородил лис, и она не решалась идти вперед. Неожиданно лис вернулся к стене и ткнул мордой в одну из жестяных заплат. Куры закудахтали. Закричал петух. Перья и пыль заполнили курятник, через пробитую стену вылетели две курицы и петух. Лисичка прыгнула. Медно-красная птица была уже в ее лапах, когда вдруг что-то схватило ее и сильно ударило по шее. От удара она потеряла сознание, но скоро пришла в себя и услышала бешеный лай собаки, привязанной в задах дома, и оглушительное кудахтанье переполошившихся кур.

Лисичка попробовала освободиться от мертвой хватки капкана, напрягла все силы, чтобы вырваться из тисков железа. Из дома раздался крик Фокасинова:

— Держи, Перко! Держи! Ату его, ату!

Собака зашлась в заливистом лае, а Фокасинов все науськивал ее из дома, надевая штаны и пытаясь ногой нащупать под кроватью резиновые царвули, которые с вечера зашвырнул неизвестно куда. Наконец он нашел их, выскочил во двор в одной рубахе, схватил лопату, стоявшую у стены, и побежал к курятнику.

Увидев в капкане лису, он издал торжествующий вопль:

— Попалась, негодница! Вот я с тебя сейчас спущу шкуру!

Он поднял лопату, и лисичка увидела грозный блеск в его глазах. Но Фокасинов вгляделся своими заплывшими глазами в зверенка и медленно опустил лопату.

— Так, — сказал он, не сводя взгляда с лисички. — Видишь, какое дело! Это не ты, батенька, не ты! Ты молоденькая и черненькая, точно в угольной пыли вывалялась. Та другая, совсем другая. — И, обернувшись к переполошившимся курам, добавил властно: — Успокойся, куриный народ, враг ваш взят в плен!

Потом оперся на лопату приложил большой палец ко рту и задумался. Глаза сосредоточенно смотрели на издыхающего лисенка.

— Да-а, это не ты, — повторил он, не отнимая пальца ото рта. — Та рыжая и крупная. А твои-то глазки, кумушка, вот-вот погаснут, батенька.

Он отбросил лопату и скрылся в пристройке. Собака продолжала лаять, куры по-прежнему кудахтали на куче хвороста, на которую с перепугу взлетели.

Зверек и впрямь умирал. Он почти не дышал, язык вывалился, и в него вонзились зубы — верный признак смерти. Он ничего не чувствовал, и даже не шелохнулся, когда Фокасинов надевал ему на шею толстую и тяжелую цепь. Человек наступил на пружину капкана, навалился на нее всей своей тяжестью и освободил лисенка, который остался лежать распростертый у его ног.

— Ба, да ты и впрямь вроде отдал душу богу, — сказал он задумчиво. — Кто тебя просил приходить сюда? Верно мать привела учить красть кур. Пусть теперь отвечает, ее грех!